class="p1">Три дня назад ушли они из поселка, словно канули в снег, в пургу. Никому и дела до них нет. Даже пограничники и те не особенно-то взволновались и не бросились среди ночи на поиски. 
Мотор дорки, казалось, нарочно, чтобы позлить Юрку, едва тарахтел, медленно толкая вперед лодку.
 — Не пришли? — безучастно спросил у Юрки радист, заспанный и вялый, в черном матросском бушлате, наверно, с дежурства.
 — Нет.
 — А твой батя возвращается с промысла, — так же безучастно и сонно проговорил радист.
 — Связался с сейнером?
 — Да. Дня через четыре придет.
 «Лучше бы не приходил, — подумал Юрка, — лучше бы задержался… Или издали чувствует, что здесь случилось?..»
 На улице Юрка встретил группу лыжников-старшеклассников и тут же узнал, что с сегодняшнего дня все ученики с восьмого по десятый класс отправляются на розыски. Школа связалась с заставой, радиограммы об исчезновении ребят полетели во все прибрежные рыбацкие становища и военные точки полуострова. Даже в Мурманске знают уже об исчезновении трех ребят из Якорного…
 Юрка заскочил домой, и первое, что увидел, — красные глаза матери. Дедушка Аристарх, в исподниках и оленьих тапках, стоял сгорбясь у окна, почесывал заросшую седым волосом грудь, грозился своими же руками отдубасить Валерия и вспоминал, каким послушным зуйком был он на отцовской шняке…
 Мать даже не спросила у Юрки, где он ночевал, и Юрка стал утешать ее: десятки людей ищут и, конечно, найдут.
 Он вышел из дому и побежал на лыжах вдогонку за школьниками. У одного из саамских домов с оленьими рогами на крыше он увидел две упряжки.
 Запряженные в нарты рыжие быки стояли возле стены, смотрели в землю и о чем-то думали. Снег облепил их гривы, налип на рога, на спины и бока, и быки стояли косматые, насупленные, молчаливые и чего-то ждали.
 «Вот на чем надо искать пропавших… Всю тундру можно обшарить!» — вдруг понял Юрка.
 И направил лыжи к дому.
 И вдруг остановился. Лыжи точно прилипли к снегу: в этом доме жил Гришка Лигонов, тот самый Гришка, которого три дня назад он побил.
 Юрка упер палки в грудь и задвигал лыжами: вначале одну, потом другую. Дверь в этот дом была закрыта для него.
 Передовой бык мотнул головой, и колокольцы на упряжи зазвякали.
 Косо падал снег; издали, из-за высоких кряжей сопок, доносился усталый шум — шумело Баренцево море.
 Последние лыжники уже скрылись в сопках, а Юрка стоял у бревенчатого домишки и жевал варежку.
 Он подставил бы сейчас обе щеки, и подбородок, и даже нос — на, бей, лупи изо всех сил кулаком, чтобы пошла юшка, чтобы вспухли и отвердели синяки, чтобы ссадины стягивали кожу!.. Так тебе и надо, Папуас!
 Олени смотрели в землю, изредка дергая ушами, мохнатые, белые, неопрятные, и временами издавали какие-то странные звуки, точно зубами скрипели.
 Юрка толкнул дверь.
 В передней пахло дублеными шкурами, развешанными у потолка, полосками выделанной кожи.
 Юрка постоял немного. Потом толкнул вторую дверь.
 Худая горбатая бабка в железных очках сучила в сухих пальцах оленью жилку. Гришка, босой и разлохмаченный, валялся на кровати, на синих и красных подушках, и читал книжку. Кривоногий карапуз копошился на полу и хватал бабку за оленьи тапки.
 — Здравствуйте, — сказал Юрка.
 — Двери закрывай, выстудишь! — крикнула бабка, взяла в рот кончик жилки и стала торкать его в ушко иголки.
 Кончик все время проходил мимо. Бабка кривила морщинистые губы и что-то ворчала по-саамски.
 — Давайте я, — сказал Юрка. Но пальцы у него дрожали, как у пьяницы, и он уже пожалел, что напросился.
 Он заставил себя успокоиться, и упругий кончик оленьей жилки нырнул в ушко иголки.
 — Из тундры кто приехал? — спросил Юрка.
 — Папка. — Двигая пальцами ног, Гришка продолжал читать книжку, и Юрка увидел, что это была «Бэла» Лермонтова.
 — Где он?
 — В правлении… А тебе зачем?
 — Оленей бы… Брат потерялся и еще двое с ним.
 — А-а, слыхал, — протянул Гришка, — сбегай, может, даст.
 Карапуз в высоко задравшейся рубашонке смотрел на Юрку огромными — вот-вот выскочат! — глазищами. Юрка щелкнул его по теплому упругому пузу, и малыш заулыбался. Бабка выказывала куда меньше дружелюбия.
 — Олени, олени, — заворчала она тягучим голосом и почесала ногтем седоватую голову, — всем нужны олени, ходют тут, просют. А когда хворост привезти? Всем нужны олешки…
 Юрка побежал в контору правления.
 Егор Егорыч, председатель, из военных, два года назад демобилизовавшийся на одной из баз, все еще носил офицерскую форму.
 — Семен! — крикнул он саами средних лет в малице и тобоках, выслушав Юрку. — Хватит стены прокуривать, и так не продохнешь… Бери-ка упряжку — и в тундру, ребята пропадают… Не найдешь — не возвращайся…
 — Ясно, товарищ начальник, — шутливо стукнув тобок о тобок, сказал Семен, — я ж на каждом собрании говорю: без оленей колхоз не колхоз…
 — Собирайся.
 — Есть собираться, — прокартавил пастух, и они с Юркой вышли на крыльцо.
   Глава 5
 Иван Тополь
  В лицо дул ветер, мел снег, и Юрка ничего не мог разобрать, кроме смутных силуэтов не то снежных облаков, не то сопок.
 Справа, метрах в сорока от Гришкиных нарт, ехал его отец; слева — Семен. Иногда они перекликались. Сбоку неслись лайки, то по брюхо проваливаясь в рыхлый снег, то гулко стуча лапами по плотному насту.
 Перевалив гряду сопок, отец остановил нарты и что-то по-саамски крикнул Гришке. Разгоряченный быстрой ездой, с красными, как клюква, щеками, Гришка покрутил в руках хорей, скосил на Юрку черный глаз и крикнул отцу тоже по-саамски.
 Отец взмахнул хореем и пропал в облаке снежной пыли.
 — О чем это вы? — спросил Юрка, знавший не больше двух десятков саамских слов.
 — Отец сказал, что ехать вместе — худое дело, надо порознь; спрашивал, согласен ли я ехать один… Он двинул туда, к морю, — там дорога трудней, а я — в тундру…
 Гришка подобрал полы малицы, поудобней пристроил на полозе ноги и гортанно крикнул.
 Три быка, раскидывая задние ноги, скакали вперед, обстреливая Юрку комьями снега из-под копыт. Юрка жмурился, резким движением туловища сбрасывал с себя комья и крепче сжимал спинку нарт.
 Снег слепил глаза, ветер мешал дышать. Бешеная тряска на кочках и взгорках, боязнь вылететь из нарт отвлекали внимание.
 А Гришка видел все: и быков, и дорогу, и то, что творилось по сторонам. Иногда он соскакивал с нарт, огромными прыжками подбегал к нагромождениям камней и тыкал в снег хореем.
 — Ты чего шаманишь там?
 — Пещера тут, может, в ней они…
 — Дальше поедем… Пусто здесь.
 Гришка прыгал в нарты, вскрикивал, и они неслись дальше. Скоро ветер